Глава 2. Живите так, чтобы было что вспомнить

Часто, когда мы задаемся вопросом:

«Как время пролетело так быстро?», на самом деле мы имеем в виду что-то вроде: «Я не помню, куда ушло время».

Алан Бердик. Куда летит время

Путешествие во времени кажется чем-то из области научной фантастики. Однако человеческий мозг позволяет совершать такие путешествия – мы можем сидеть на диване, в то время как наше сознание находится где-то очень далеко и часто – в прошлом. Поразительным образом различные предметы корректируют направление этого путешествия. Я беру с полки книгу, и оттуда выпадает чек, датированный августом 2002 года. Внезапно воспоминания возвращают меня в ночной поезд, мчащийся из Бангкока в таиландский порт. Поезд грохочет подо мной, когда я в темноте пробираюсь через спальные купе.

Это невероятно живое воспоминание, но его живость озадачивает. Я не думала о том случае годами. Где же хранилось это воспоминание, чтобы так легко воспроизвестись в настоящем?

– Память таинственна, – говорит Лиз Каррин, клинический психолог, которая исследует истории из прошлого своих клиентов.

У большинства людей воспоминания начинают накапливаться примерно с трех лет. Некоторые ничего не помнят до более позднего возраста, что часто является побочным эффектом детской травмы. Раненый мозг зарывает воспоминания глубоко, чтобы защитить себя, и кладет защитные слои до тех пор, пока «почва» не станет гладкой. Но, в конечном счете, все зарытое в подсознании пробивается на поверхность, если начинать рассказывать детали. Как и в случае с чеком, это не займет много времени.

– Помочь вспомнить необходимое может и песня, – говорит Каррин. – Но самое мощное пробуждение памяти вызывает запах. Почувствовав аромат жимолости, я вспоминаю дешевые духи, на которые я наткнулась, когда была подростком. Тот пьянящий запах… Это было пьянящее время.

Для большинства из нас такие ментальные путешествия чаще всего происходят случайно. Но Каррин, зная силу памяти, с осторожностью активизирует ее, чтобы углубить собственное восприятие прошлого. У нее две дочери, Элис и Сара. Они уже взрослые и живут своей, самостоятельной жизнью.

– Я часто балую себя воспоминаниями, представляя память как сундук с сокровищами, – признается Каррин. – Открыв сундук, я вижу, что он переполнен прекрасными драгоценными камнями всех цветов и форм. Я запускаю в сундук руку и беру один камень. Держу его в руках, переворачиваю, наслаждаюсь ощущением и красо-той.

Одно особое воспоминание, к которому Каррин часто возвращается, – день, когда она взяла Элис и Сару, еще совсем маленьких, в соседский бассейн. Тот день был теплым и солнечным. Каррин вспоминает детали: как Элис и Сара надевали купальники, а она предусмотрительно мазала дочек солнцезащитным кремом, как девочки складывали игрушки для бассейна, а затем загружали все это богатство в машину. Каррин всегда посмеивается над той ситуацией: по ее словам, до бассейна всего полтора квартала езды, а подготовка была такой масштабной, словно планировалась поездка через всю страну.

Они искупались и вернулись домой. Потом была чаша с фруктами, мокрые вещи, которые нужно было закинуть в стиральную машину, какая-то сказка и недолгий сон.

– В этом всем нет ничего примечательного, – отмечает Каррин. – Тем не менее это одно из моих самых ценных воспоминаний.

Оно осталось в ее памяти, хотя то лето сменилось осенью и произошло много других событий. Дни идут. Года проходят. Но Каррин утверждает:

– Я могу вернуться к «сундуку с сокровищами» в любое время, когда захочу. Полируя такие воспоминания, я поддерживаю в себе тесную связь с моими дочками.

Это прекрасный образ. Мне одинаково нравится вызывать подобные чувства: и когда я думаю о «драгоценностях» прошлого, и когда я помещаю что-то в «сундук» в настоящем.

Первое, что я помню, скорее всего происходило со мной, когда мне было три года. В этом туманном воспоминании я – маленький ребенок, получающий в подарок чайный сервиз. Похоже, я была поражена этими крошечными фарфоровыми чашечками, если именно этот образ из всех других возможных сохранился в моей памяти.

В другом воспоминании я пою сольную партию на рождественской службе в церкви. Мне пять лет. На моих плечах лежит хоровая мантия, а на голове красуется большой красный бант. Я стою перед входом в церковь, смотрю на скамьи по обеим сторонам от меня, напевая третий куплет «Away In a Manger’s»[23].

Яркость таких моментов дарит нам радость, а их воспроизведение добавляет веса нашей памяти. Возможно, эти образы не случайно закрепились в моей голове. Воспоминания складываются в истории, а истории делают нас теми, кто мы есть.

Но эти истории интересны не только психологам, ищущим ключи к нашим проблемам. Существование воспоминаний, оказывается, причастно к тому, как мы ощущаем время: скудно оно или насыщенно, ощущаемо или как будто ускользает от нас. Часто мы относимся к памяти как к картотеке, а не как к сундуку с сокровищами. Мы предполагаем, что все сохраняется автоматически, по мере того как оно происходит. Но также знаем, что какие-то воспоминания из нашего архива исчезают с течением времени.

Люди, которые имеют целостное представление об этих вещах, знают, что память – это нечто большее. То, что поступает в качестве сырья, можно заботливо обработать. Прошлое любого человека определяется не только тем, что произошло, но и тем, как он в настоящий момент взаимодействует с произошедшим. Это данность, с которой можно подружиться. Богатство этой дружбы, во многом похожей на любовные отношения, произрастает из усилий, направленных на создание в будущем большего количества «сырья» – тех моментов, которые когда-нибудь заполнят сундук с сокровищами. А затем – на почитание прошлого, той истины, которой многие люди сопротивляются в любви и во времени.

Мы всегда испытываем искушение злоупотребить настоящим. Здесь большую роль играет временна́я дисциплина – именно она ведет к временно́й свободе. Профессор психологии Нью-Йоркского университета Лила Давачи в своем выступлении на конференции TED Women в 2016 году сказала [10]:

Загрузка...